| Головна » Статті » ЛІТЕРАТ. ПРИДН. |
Віктор ВЕРЕТЕННИКОВ
 Віктор ВЕРЕТЕННИКОВ
Веретенников Віктор Олександрович народився 22 серпня 1940 р. в Дніпропетровську. Закінчив Дніпропетровський гірничий інститут. Пише російською та українською мовами. Автор книжок повістей та оповідань: “Красний лог”, “Песнь оленьего урочища”, “Нежданно-негадано”; романів: “Беркуты”, “Волчий гон”, “Потерянный рай” (перевидавався), “Дикий табун”, “Скачки” (перевидавався), “Запороги” (укр.), п’єси “Запороги” (укр.), кіносценаріїв “Ключевые позиции”, “Потерянный рай”, “Дикий табун”. Нагороджений орденами “За заслуги” ІІІ ступеня та Святого Архістратига Михаїла за відродження духовності в Україні, а також золотими медалями “Олександра Довженка” за роман та фільм “Потерянный рай”, “Лесі Українки” за роман та фільм “Дикий табун”, золотою медаллю імені Антона Чехова за роман і фільм “Запороги”. Народний депутат Верховної Ради України 1-го й 4-го скликань. ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ Отрывок из романа “Потерянный рай” Волки вернулись ... Сначала Артем увидел их следы. Потом уже и самих волков. Они выглядели оголодавшими, со впалыми боками. Артем сразу понял: на этот раз волки не отступят от него. Днем он ходил по горам, к вечеру же стремился обязательно попасть в свою берлогу. В ней он был защищен от волков, по крайней мере с трех сторон. Проникнуть они могли в берлогу только через лаз. Его же Артем вполне мог контролировать. Вот и сегодня Артем старался далеко от берлоги не уходить, чтобы, как только лягут вечерние тени, укрыться в ней. Днем волки до сих пор на него не нападали. За эти месяцы Сапега как бы вырос, раздался в плечах, мускулы налились силой. Лицо обветренное, румяное, глаза ярко блестят. Как и раньше, почти с первого дня, он занимался по утрам, полуголый, гимнастикой, растирался снегом, «стирал» в снеге свою одежду. Бороду всегда аккуратно подрезал ножом. Нет, он не потерял человеческого облика, человеческого достоинства. Часто снимал шкуру медведя и этим изменением своего вида, очевидно, озадачивал волков. Но сегодня волк стал на тропе Артема, по которой он возвращался в берлогу. Стоял — уши назад, на большой лобастой голове голодно горят два янтарных глаза. Смотрят на Сапегу, не мигая. Страшно смотрят, завораживают. На мгновенье Артем заколебался. Может, обойти волка? Но тут же отбросил сомнения прочь. Волк проверяет его: если Артем сойдет с тропы — значит, испугался, а испуг жертвы для волка самое главное. Любой напуганный зверь сам нападать не может, такого быстро одолевает стая. И Артем пошел на волка, не отрывая взгляда от его гипнотизирующих глаз. Когда между ними оставалось четыре-пять метров — волк сошел с тропы. «Пронесло», — подумал было с облегченьем Сапега. Но тут же увидел стягивающуюся к его берлоге стаю. Он насчитал шестерых волков плюс тот, который сошел с тропы. Теперь он шел сзади Артема по его следу. Да, бой неравный, понял Артем. Но все же волки ему дали возможность отодвинуть приготовленный вагой входной камень и влезть в берлогу. Ночью Артем проснулся от тишины. Волки не выли, не рычали, но Артем чувствовал их дыхание у самого лаза в берлогу. Дыхание это заносило в берлогу весенним ветром. Запах весны в ту ночь казался Артему необыкновенно острым — вдыхая его, хотелось жить. Но смерть, похоже, уже сторожила его у самого лаза в берлогу — ждала, пока он вылезет. Переждать волков в берлоге не удастся. Волки — терпеливые охотники: своего дождутся. Ведь жить хотелось не только Артему — жить хотелось и голодной волчьей стае. Что ж, решился Артем, надо выходить из берлоги — и принять бой. Если удастся хотя бы одного волка сразить — положение может поменяться. Волки, почуяв силу, могут и отступить. Ведь не нападают же они на медведей, знают силищу хозяина тайги. Артем вылез из берлоги. Стая поняла, что он решился, — отступила от лаза, образовав полукруг, замкнутый полностью за счет скалы за спиной Артема. Он прислонился к этой скале —теперь у него была уверенность, что сзади его ни один волк не достанет. Осмотрелся, недоумевая, почему стая не нападает. Ждет сигнала к броску, что ли? Желтые, красные фонари волчьих глаз смотрели на Артема в упор, смотрели не мигая. «Они хотят меня испугать, чтобы я перестал сопротивляться»,— понял Артем. Фосфорящиеся фонари волчих глаз сузила и круг — придвинулись к Сапеге ближе. Он прикрыл грудь и шею палицей, держа ее в левой руке, правую же с ножом отвел чуть назад. Стоял, ждал прыжка. Фонари желтых волчьих глаз вдруг стали передвигаться то влево, то вправо. “Галлюцинация или это волчьи уловки, чтобы сбить меня с толку? Надо было мне на четверть часа позже вылезти из берлоги, чтобы хоть чуть посветлело, — легче бы было ориентироваться”, — подумал Сапега, зорко следя за перемещением вокруг него волков. И, словно в исполнение его желания, над Карачунами ослепительно вспыхнуло небо. Нет, не молния это была — ведь зима! — а сполох. Весенний яркий сполох — словно огромная, во все небо, зажглась неоновая лампа и горела теперь светло-голубоватым светом. Сияние! Может быть, это и есть то, что обычно называют северным сиянием? В этот миг Артем увидел главное — увидел и молниеносно отразил прыгнувшего на него волка. Прыжок был настолько рассчитан и точен, что не подставь Артем руку, державшую палицу, волк полоснул бы клыками по шее Сапеги. Но волк все-таки не промахнулся — впился в кулак, держащий палицу, да так и повис, не разжимая зубов. Боль была не стерпимой, но Артем пренебрег резкой болью. Перекладывая в левую руку с зависшим на ней волком всю свою силу, — приподнял, оторвал волка от земли и когда тот, под действием своего веса, вытянулся кверху оскаленной мордой — Артем сплеча резанул его ножом по шее. Волкам было тесно на малой площадке у лаза в берлогу, и они могли прыгать на Артема только по одному. И это обстоятельство Артем использовал для своей защиты. Волк обмяк — отпустил раздробленный кулак. В момент, когда он впился в руку клыками, Артем даже услышал хруст костей и суставов — теперь же увидел, что пальцы его висят — не двигаются. И Артема взяло зло. Он зарычал злее волка — пошел прямо в середину волчьего круга: — С-сука, руку перекусил! Да я вас, гадов! Шел, ощущая в себе силу необыкновенную, злую и жестокую. И волки тоже почувствовали эту силу — отступили. Артем пошел мимо сверкающих голодных глаз хищников, не оглядываясь. Шел, понимая, что левой кисти теперь у него нет. Волк раздробил пальцы руки на мелкие косточки. Лечить руку было бесполезно — пальцы держала только окровавленная кожа. Их нужно было отрезать, иначе рука не заживет, а от гангрены можно и жизни лишиться. Он нашел гладкий ствол дерева без коры, вычистил его снегом. Положил ладонь руки сверху — и отсек ножом себе все четыре раздробленных пальца. От острой боли потерял сознание и упал в снег. И снова всполохнуло небо. Артем пришел в себя от этого сполоха — алая кровь заливала снег. А Артему нельзя было терять кровь — перехватил — пережал вены пальцами правой руки, суя обрубки пальцев в снег. Снег кипел под горячей раной Артема — покрывал поляну спелой брусникой. Артем лежал в снегу. Вокруг него были рассыпаны алые ягоды свежей крови. Он катался по ним, мял их тяжелой медвежьей шкурой, крошил поврежденной левой рукой. Артем бредил в жару, искал встречи с Богом. Видимо, пришло время ... Но кто все-таки был ему Богом?.. Его предки, пращуры верили в Христа. Сапега верил в Ленина. Он был уверен, что Ленин сильнее Христа. Артем родился уже в то время, когда не Христос, а именно Ленин стал для каждого коммуниста единственным Богом. Иные испуганно крестились и называли его Антихристом. Вот оно! Две противоположности — Христос и Антихрист. В ком же из них истина? В ком? Как узнать? И что такое истина? Оказавшись на грани жизни и смерти, Артем впервые вдруг почувствовал, что у него есть душа. Вековые корни преемственности, связывающие его жизнь с жизнью предков, взяли верх в сердце Артема. Они наполняли душу чем-то новым, святым, давно забытым, отвергнутым новой идеологией. Раненая рука причиняла Артему нестерпимую боль. И в то же время, когда он думал о вплотную приблизившейся к нему смерти, — страха перед смертью не чувствовал, и от того боль как бы отступала, утихала. На душе сделалось грустно и светло. Грустно потому, чтожизнь уходила вместе с каплями крови и болью, а светло потому, что Артем много думал о маме, вспоминал давно забытые, но теперь всплывающие в памяти эпизоды из своего детства. Он закрывал глаза — и видел маму ...Вспоминал, как еще несмышленым мальчишкой уходил к горизонту — искал, где же земля соединяется с небом ... А мама искала его, переживая и волнуясь. Когда же находила Артема, то совестила: — Что ж ты меня не жалеешь, сынок? Разве ж так можно! Снова ушел неизвестно куда и ничего мне не сказал. — Я хотел подняться на Небо, — признался Артем.— Но никак не могу дойти до лестницы, по которой Бог спускается к людям. Мать плакала от радости, что нашла сына, прижимала Артема к себе. — Погоди, сынок, вырастешь — тогда во всем разберешься, все отыщешь — и лестницу, и Бога обретешь. Небо было живым, ярким. Ночь раскрасила его россыпями звезд из капель крови Артема. Звездопад был необычайно сильным, потрясающим. Одна звезда-ягода вдруг вспыхнула до того ярко, что Артем на миг зажмурился от ее света. Свет этот разгорался, расцветал алой зарею. Мать Природа словно одарила напоследок Артема своими божественными тихими красками. — Мама, ты же обещала отвести меня к Богу, — напомнил Артем мечту из своего детства. — Забыла, что ли?— сказал он, как говорил в детстве. Но, оказывается, мать ничего не забыла. Она только ждала своего часа. Мама явилась Артему босая, в легком, как бы полевом, платье из васильков и ромашек, в такой же легкой, голубого, небесного цвета, косынке. Она осторожно взяла Артема за израненную руку, погладила ее, едва касаясь, пальцами и поцеловала. И совсем как в детстве, когда мама целовала царапины и они переставали болеть, так и сейчас боль из руки ушла, будто мать исцелила ее своими теплыми губами. —А теперь — пойдем, сынок, — повела она его за собой.— Все, что я обещала, — исполню. Вела его мать долго. Впереди вновь вспыхнул свет. Он был какой-то неземной, не резал глаза, лился мягко, как бы тек навстречу Артему. Постепенно стала вырисовываться широкая дорога, по которой и струился свет. И Артем вдруг заметил, что они с матерью идут по дороге, только узкой — по тропинке, и она где-то впереди вскоре сольется с главной. Артем осмотрелся и увидел, что таких тропинок вокруг очень много и все они сливаются с широкой дорогой, излучающей свет. Артем заспешил, стал обгонять мать, увлекая ее за собой. Но она повелительно придержала его, сказала: — Не спеши, сын! Нельзя торопиться на дороге, которая ведет к Богу. — Я столько лет ждал этой встречи! — загорячился Артем. — Неужели эта дорога ведет к Богу? Значит, у меня будет с Ним встреча! И тут же засомневался:— Но ведь я разрушил Храм Его. Это Он тогда стоял в Храме и даже взял меня за руку, чтобы остановить. Но когда я обернулся — Он заглянул в мои глаза и понял, что меня бесполезно было останавливать. Я тогда верил не в него, а в другого Бога. Артем остановился, воскликнул, снедаемый сомнениями: — Так кто же из них настоящий Бог, мама? Спаситель или Ленин? Мать ничего ему не ответила, молча повела своего сына вперед. Их тропинка все ближе и ближе сходилась с широкой Божьей дорогой. Вдруг на пути, словно из-под земли, вырос человек. Невысокого роста, крепко сбитый, с острой рыжей бородкой и очень-очень знакомый Сапеге. Ленин! Конечно же, это был Ленин! Но он не видел Сапегу. Как и на всяком перекрестке дорог, здесь стоял шум и грохот, сразу оглушивший Артема. Как же ему тут тяжко приходится, с обидой за Вождя подумал Сапега, слушать весь этот дьявольский грохот. А ведь совершенно рядом тихая Божья дорога. Но, видимо, Ленину было не привыкать к шуму. Его жизнь — постоянная борьба. Какую силищу надо иметь, каким быть сверхчеловеком, чтобы вступить в схватку одновременно с царем и с мировым капитализмом! Теперь же дошла очередь и до Церкви Христовой. Одолеть ее надо, изгнать из сознания миллионов людей призрачного Бога. Ленину все это оказалось по плечу. Напористость его и революционный динамизм были до того всесметающими, что люди уверовали в нового земного Бога, в насильственное приближение и приземление Царства Небесного к порогу каждого дома. Но не получилось, как знает всякий. Кроме Ленина ... И все же Сапега до сих пор еще верил: проживи Ленин хотябы на десяток лет больше — и в стране, и в мире сложилось бы все иначе. И вот этот гениальный человек, сумевший переподчинить себе ход истории, взорвавший мир на переломе эпох этот человек, ставший для Сапеги Главным человеком, оказался теперь рядом с ним, здесь, на перекрестке дорог жизни. Ленин шел, опустив голову, задумался. Артем не решился отвлечь его от задумчивости, стал осматриваться и понял, что перекрещивающиеся между собой дороги, по которым течет ярко-золотистый небесный свет, стеснены со всех сторон Карачунскими горами, образуя световой крест. И вдруг Артем услышал звон колоколов. Звон этот, казалось, доносился со всех сторон, вроде это колокола бьют набат с каждой горы. А может, вокруг него вовсе и не горы, подумал Артем, может, это гремят колокола уничтоженных людьми Соборов? Эта мысль так поразила Сапегу, так разволновала, что он стал искать глазами маму, чтобы рассказать ей обо всем. Покаяться за снесенный им Храм Спасителя. Но мамы рядом не оказалось. Артема держала за руку Большая Мать ... — Мама доверила тебя мне, — сказала просто, обыденно. — Пойдем. Она повела его по световому кресту к Храму Спасителя, тому самому, который он, Сапега, разрушил в Приднепровске. Ленин шел следом за ними, но Артем словно забыл о нем в это время. «Значит, я не разрушил тогда Храм, — с облегчением подумал Артем. — В Приднепровске была только копия его, а сам Храм — вот он! Его построила Мать Природа. Сияет, словно сотканный из небесно-зоревых нитей света и красок». Неизведанное ранее благодатное чувство охватило Сапегу. Слава Богу, Храм цел и невредим и звон колоколов доносится от него, проникая в самое сердце Артема. У врат Храма Сапега увидел Спасителя, шагнул к Нему навстречу, потом оглянулся на Ленина — остановился в нерешительности: никто не должен изменять своему Богу. Артем обратился к Большой Матери: — Моя душа разрывается на две части, и это самое ужасное чувство, когда—либо испытанное мною. Кто же из них Бог истинный? Верни нас в одинаковые земные условия, когда Иисус еще не стал Христом, а был лишь плотником из Назарета. Позволь мне самому во всем разобраться. Мать Природа разметала крылья — и Артем увидел, что летит он между двумя слоями облаков в бескрайнем, по всему горизонту, тоннеле. Навстречу ему льется свет, вначале блеклый, затем голубой, потом розовый. Пролетев сквозь розовую гривну облаков, Артем почувствовал дыхание вечности ... Когда он вновь приземлился, Иисус и Ленин стояли рядом, но Ленин стоял к нему спиной и не видел его. Одет Ленин был в костюмную тройку с аккуратно повязанным галстуком, в ботинках. Иисус же стоял босиком, на нем был домотканый белый хитон, в руках держал дорожный посох. И хотя Иисус на первый взгляд ничем божественным не отличался: одет просто, босоногий, ни дать ни взять мастеровой крестьянин, на веревочном пояске которого висел деревянный знак — символ его профессии плотника, — все же Ленин сразу узнал его. Реакция Ленина была непредсказуемой для Сапеги. — А, наш идеологический противник! — вскричал незлобно, даже весело Ленин. — 0-очень, о-очень буду рад с вами сразиться. Иисус кивнул головой в знак приветствия. От него исходил духмяный аромат пихты и кедра, запах древесной смолы — это был запах Матери Природы. — Мир вам, — ответил Иисус. А Ленин уже повернулся к Сапеге. Он не мог устоять на одном месте. Клин его рыжей бороды мелькал то справа от Артема, то слева. — Это будет з-замечательная партия! — Ленин, казалось, играл — нарочно усиливал свою картавость.— Вы, дорогой товарищ, не п-по-жалеете. Артему бросилось в глаза, что на плечах Вождя, поверх костюма, оказалась пурпурно-алая мантия, которая колыхалась на ветру, словно окропляя кровью белый хитон Иисуса. Ленин кружил вокруг него короткими, но энергично-быстрыми шажками. Но вот он подскочил к Сапеге, потирая руки, сказал: — Это будет п-политический блицкриг! Как тогда, в Белом зале Смольного, помните? Мне бы еще хотя бы раз в жизни испытать такое. Но тогда свидетелем моего триумфа стала вся Россия, весь мир, теперь же вы мой единственный Свидетель. Выиграть баталию у самого Иисуса! Это и есть мой последний и решительный бой! — азартно вскричал Ленин. Он сорвал фуражку со своей лобастой большой головы, добавил: Ведь мы с ним оба боролись за одну и ту же идею. Только практические механизмы ее материализации у нас оказались разные. Что ж, рассуди нас, Свидетель ... Ленин крепко провел рукой по лысой голове, рывком откинув ее назад. Из-под высокой лбины на Христа в упор смотрели два одержимых глаза. Обостренно смотрели, твердо — так смотрит победитель на побежденного. —Твоя главная заповедь: «люби врага своего», — сразу ринулся в бой Ленин, — что ж она тебя защитила от распятия? И ты, распятый, просил Отца своего, чтобы он сию чашу пронес мимо тебя. Но он не пронес. Эта заповедь, Христос, твое заблуждение. И второй после тебя человек в христианской церкви — апостол Павел понял твое заблуждение и твердил людям совсем иное трактование твоей заповеди: если враг твой голоден — накорми его, если жаждет — напои, ибо, делая сие, ты собираешь угли на его голову. Вон как обернул твою заповедь! А все потому, что Павел — практик, ему приходилось обустраивать церковь по твоим идеям. Ленин сунул пальцы рук за вырез жилета — откатился от Христа назад, сказал убежденно: — Я строю земной рай только по Марксу, советуюсь с ним, сверяю идеи. Но я, как и Павел, практик, я не могу разводить слюнтяйство с врагами, — и ухмыльнулся в запале. — Не “люби врага своего”, а действуй! Враг должен чувствовать твою силу. Мы, большевики, еще дальше Павла пошли. Око за око, зуб — за зуб! Павел духовно уничтожал врагов, а мы — физически, ибо первична материя, а не дух. На щеках Ленина полыхает румянец, в глазах фанатичная убежденность в своей правоте. Сапеге показалось, что Христос не ожидал такого натиска — растерялся, сделал шаг в сторону, разглядывая столь дерзновенного перед собой человека. Иисус был сутул и потому казался Сапеге невысоким. Лицо продолговатое, скуластое, волосы длинные, ниспадающие на спину и плечи. В глазах его плескались боль, недоумение ... Это был триумф Ленина. Победа на фронтах гражданской войны, победа и над инакомыслием — запрет всех иных партий в России, кроме коммунистической. И Ленин всем своим поведением как бы утверждал истину: победителей не судят! Гражданская война окончена победой большевиков. Есть! Живет новое, социалистическое государство. А теперь появилась возможность построить в этом государстве земной рай, а не ждать, когда попадешь в Царство небесное после смерти. Да, перед Сапегой стоял теперь совершенно иной Ленин, чем тот, которого он встретил когда-то впервые. Перед ним стоял сейчас Ленин-победитель, Ленин, сломавший вековые традиции своих предков, Ленин, сумевший перекроить историю. Таким человеком нельзя было не восхищаться. «Но откуда в нем такой огромный потенциал ненависти?» — тревожно подумал Сапега. И ответил Иисус Ленину: — Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей навредит?.. Два Бога стояли теперь перед Сапегой: Христос и Ленин. Артем исповедовался — второму, во имя его отвергая первого. Один был Небесный Бог, второй — земной. Ему, Артему, казался ближе и понятнее земной: его царство было осязаемо, и его можно было как бы пощупать рукой. Артем искренне верил в светлое будущее человечества на земле, когда человек будет сыт, обут, одет — иметь все материальные блага, как того и заслуживает достоинство человека. И служил Артем этой идее верой и правдой. Христос же, напротив, утверждает главное в человеке — духовность. Власть он отвергает. Добровольно отказался от земной власти и принял смерть на кресте... А Ленин, наоборот, силой взял власть и горд этим был. Так кто же из них Сущий? Или они оба имеют право на титул Всевышнего? Едва ли не с пеленок ему, Артему, внушали веру в одного бога — Ленина. Жар от раненой руку снова запылал по всему телу. И не было рядом мамы, чтобы унять его. Зимняя ночь казалась Артему неимоверно длинной, нескончаемой. Рядом пылал огонь. Еще недавно самым большим желанием было для Сапеги — раздуть огонь, посидеть у костра, но теперь Артем пытался отодвинуться от огня. Жарко... Ленин между тем порывисто ходил перед Иисусом, разворачивался туда-сюда, и его пурпурный плащ, развевался на ветру, как кровью налитый стяг. Ходил и бросал Иисусу доказательства своей правоты. — Я прошел, как и ты, Иисус, путь в гонениях и ссылках. Скажи мне, разве я не строил свое царство, опираясь на твои заповеди? Так почему же мы оказались с тобой по разные стороны баррикад? Сколько крови на них пролито! А ведь в главной идее о всеобщем равенстве людей и распределении богатств — всем поровну — мы с тобой единомышленники с жаром закончил Ленин. Иисус наклонил голову, и Сапега увидел ровный пробор в его мягко льющихся на плечи прямых волосах. Он ответил: Ты сказал — мы единомышленники. Но никто не ставит новую заплату на старую одежду, ибо старое порвется раньше и испортит новое. Против ярко горящего пурпуром, оживленного, боевого Ленина Иисус казался Сапеге бледным, кротким и милосердным. Глаза у него были голубые—голубые, как у Большой Матери, лик — светлый, золотисто-матовый, выражение лица — мягкое. И отвечал он Ленину мягко, но страстно и убедительно. Но Ленин как бы не слышал его и продолжал говорить свое: — Кто — кого? Вот главный вопрос революции. Глаза Иисуса потемнели, сделались чернее грозовой тучи. — Рай, замешанный на крови людей, низвергается в ад, — печально заметил он. Ленин круто развернулся к нему, сказал с присущей ему непримиримостью: — Нет уж, позвольте! Вы со мной не согласны? Тогда защищайтесь. Он обращался к Иисусу то на «ты», как к Богу, то, как к политическому противнику, переходя на «вы». И тут Ленин, видимо, подошел к главному итогу затеянной им дискуссии с Иисусом. Голос его зазвенел, и оттого еще явственнее стали резать слух картавины в его речи. — И все же мы его создали! — вскричал Ленин. — Новое государство! И оно будет жить вечно, ибо массы пошли за нами, и многие верующие не остались с тобой, Иисус. Пока ты боролся за душу каждого — мы овладели душой масс. И ответил Иисус Ленину: — Не будучи слепыми — не возымели вы глаза, не будучи глухими — не возымели вы уши, не будучи в нетях — не увидели бурю и радугу перед вами. Истинно говорю, твои пастыри пасут сами себя, а не овец Божьих. Ты сказал — массы пошли за вами, но не за Богом. Ибо у масс нет души. Богу же принадлежит душа каждого мирянина. — Бог мешает нам удерживать власть, — убежденно сказал Ленин, — вот мы и его решили свергнуть. Два медведя в одной берлоге не уживаются. Лысая голова Ленина, охваченная рыжей подковкой волос, казалась Сапеге венценосной, слова обжигали сознание. Артему даже показалось, что Ленин сейчас, как на боксерском ринге, подскочит к Иисусу и боднет его тяжелой лысой головой. Сапега вздрогнул от такого невероятного предложения. А Ленин наступал, наступал. ... Артем открыл глаза. Вокруг него мерцали в темноте, перемещаясь, желто-красно-зеленые огни. То в одном месте вспыхнут, то в другом. Что это? Артем еще находился во власти своей встречи с Иисусом и Лениным. Так обидно прервалась эта встреча. Огромным усилием воли Артем заставил себя оглянуться вокруг — никого рядом с ним не было. Даже волки куда-то делись. Или их и не было? Только смотрела на него с Небес Большая Медведица. Вполне осмысленно смотрела — глазами Большой Матери. Сапеге вдруг показалось, что это смотрит на него Всевидящее Око. Артем понял, что в нем самом открылось сейчас внутреннее зрение, к которому каждый человек готовит себя всю жизнь. И раньше срока это зрение никому никогда не открывается. Но приходит час, когда Око прожитого оказывается человеку в самый раз, — оно как бы совмещается с Оком Небесным. Вокруг было тихо и скорбно. В вышине мерцали холодные звезды. Жар не спадал у Артема. Раненая рука нестерпимо болела! Мама, мама, где же ты? Он совал руку в снег, и ему казалось, что снег шипит — плавится от раненой руки. Но становилось легче, боль утихала. И Сапеге показалось даже, что он снова встретится с Лениным и Христом, будет снова Свидетелем этой странной и в то же время логической встречи двух эпох, двух основателей нового мира, двух Богов. Сапега усилием воли пытался вернуться назад — увидеть финал битвы Богов. «Кто — кого?» — заявил об этом Ленин. Так кто же кого? Совсем близко, почти над головой, послышался дробный стукпо дереву. Дятел, подумал Сапега. Но ведь ночь сейчас. А может, это стучат колеса Поезда Времени. Стук... Стук. Сапега открыл глаза — и перед ним снова тот же неведомо откуда льющийся свет и дорога и на ней Ленин и Иисус. ...Ленин все так же неспокойно-неудержимо наворачивал вокруг Иисуса круги, и пурпурный плащ его при этом, казалось, закручивается, словно смерч, воронкой. —Тебя, Иисус, по твоим же заповедям — на зло отвечать добром — и распяла толпа, — злобно-весело говорил ему Ленин. — И массы, которых ты хотел защитить, поделить между ними поровну все богатство — кричали в экстазе: «Распни его, распни!» Разве тебе этого мало? Ленин выдержал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. — А ты за них смерть принял. Кому ты и что доказал? И если ты снова явишься на землю — то массы тебя снова распнут, ибо ты еще не знаешь силы масс. Люди почитают только Бога на Небесах, на земле же уважают лишь силу. Власть и силу! — подчеркнул свое кредо Ленин. Иисус остановил страстную речь Ленина взмахом руки, сказал твердо: — Истинно говорю. Я есмь путь, жизнь и воскресенье. Но Ленин уже сам примерял себя на место Бога. Он дерзко вскинул на Иисуса взгляд — глаза жесткие, непримиримые, ткнул себя кулаком в грудь. —Я — есть эта сила! Я — власть! У тебя же ее нет на земле. Я могу распорядиться — и тебя арестуют. И солдаты выполнят мою волю, ибо я ломаю сейчас историю. Ленин весь облит пурпуром. Плащ его, казалось, наполнится сейчас ветром — вознесет его. Глаза горят безумием, жаром от полыхающих в его голове мыслей. Иисус стоит перед ним босой, в простом белом хитоне, голубых глаз в сторону не отводит. Смотрит спокойно, но печально, больше молчит, а если говорит, то кратко и веско. Это смущает Сапегу. Почему же Он не защищается? Ленин — отчаянно смел, Иисус — кроток, однако исполнен достоинства. В лице Его нет ни страха перед угрозой Ленина, ни изумления перед его напором — есть только сострадание. Сострадание к человеческим слабостям. И ответил Иисус Ленину словами своей Золотой Заповеди: — Истинно, истинно говорю, что отдаешь — то и приходит тебе обратно. Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. Изыдет воля Божья — и земля будет изгибаться в священном ужасе. И тогда весь мир прозреет — и вострепещет перед Судом Божьим. Гнев Его будет неутолим. И понял тогда Сапега: за кротостью Христа стоит твердость и мощь. — Мне отмщение, и Аз воздам, — тихо добавил Иисус. После этих слов наступила такая жуткая тишина, что Артем смог услышать, уловить рядом с собой чье-то дыхание... Он открыл глаза,и увидел на расстоянии одного метра от себя заиндевевшую снежным куржаком морду волчицы. Почему Артем решил, что это именно волчица, а не волк, он объяснить себе не мог. Артем встретился с ней глазами и увидел в них не злобу, а любопытство. Волчица смотрела на него, не мигая. «Она могла на меня напасть, но не сделала этого», — подумал Артем и лихорадочно соображал, как ему поступать дальше: засвистеть, отпугнуть волчицу или попытаться завоевать ее доверие. Артем понимал: оставшись без медвежьего мяса, один он в тайге не выживет. Даже волки соединяются в стаю для совместной охоты. Зима — не лето, самому не прокормиться. Значит, нужно искать контакт. Но с кем? С волками? Он привстал, сел на корточки, обратился к насторожившейся волчице: — Любушка ты моя, Любара! — сказал ласково и доверчиво протянул к ней правую руку. Волчица спокойно, с достоинством повернулась и, не спеша, потрусила в глубь тайги. | |
| Категорія: ЛІТЕРАТ. ПРИДН. | Додав: alf (19.10.2008) | |
| Переглядів: 1455 | Рейтинг: 0.0/0 | |
| Всього коментарів: 0 | |