| Головна » Статті » ЛІТЕРАТ. ПРИДН. |
Віктор БАГРАНОВСЬКИЙ
 Віктор БАГРАНОВСЬКИЙ
Баграновський Віктор Митрофанович народився 6 квітня 1905 р. в Дніпропетровську. Закінчив у Москві Інститут червоної професури. Писав російською мовою. Автор романів “Дорога призвания”, “Третього не дано”, повісті “Миф о трудном классе”. Помер 13 квітня 1978 р. ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО Отрывок из романа Валерий Щербина после недолгой болезни явился в школу. Елена безрадостно вела урок в шестом классе. В первые же минуты почувствовала: мысли ребят далеки от строф пушкинското Руслана, записанных на доске. Ученица у доски сбивалась в грамматическом разборе. Ее, кажется, просто не слушали. Все в классе отчужденно смотрели на учительницу. Елена видела: вчерашний ее конфликт с Корнеевым породил у ребят неприязнь к ней. Девочка у доски не раз запутывалась в разборе, ей надо было вызывать учеников для поправок с места. Иногда вызванный поднимался, моргая: вопрос заставал его врасплох. Было ясно: грамматический разбор никого не интересовал. «Корнеев... волком на меня смотрит, — подумала Елена. — Надо было вызвать Щербину». Она уже собиралась отправить на место оробевшую у доски ученицу. Но намерение пригласить к доске старосту исчезло. Валерий Щербина, серьезный широколицый крепыш, тупо уставился в какую-то точку над дверью. Лицо его было странно тускло и холодно. — Ну, что же ты?— недовольно сказала Елена ученице у доски.— Не можешь объяснить правописание простого слова. Сделай синтаксический разбор первой фразы. Что мы должны найти в предложении? — Члены. Главные члены и... другие. — Какие другие?.. Ромашко! 06ъясни ей. Вадим поднялся неохотно. Видно, просто не слушал урока: забормотал что-то невнятное. — Второстепенные члены, — подсказала Елена. — 06'ьясни, какие члены предложения называются второстепенными. — Второстепенные члены предложения — это... которые не имеют значения,— сообщил ей Ромашко. — Глупости говоришь. Садись. Надо слушать урок. Ученица у доски уже собралась с мыслями. — «Тяжелый пасмурный туман нагие холмы обвивает»,— начала она разбор. — Здесь говорится о тумане. Это подлежащее. Подчеркиваем одной чертой. Что говорится о тумане? Он обвивает. — Ученица подчеркнула сказуемое. — Мел сейчас кончится,— сказала она.— Нечем будет писать. — Почему нечем? Дежурный, где мел? Дежурный вскочил. —- Тебя спрашивают. Отвечай. — Валерию,— с усилием выговорил. Елена помедлила. — Валерий! — сухо произнесла она.— Ответ на твою записку? Валерий поднялся. Глаза его растерянно блуждали. — Ничего я ему не писал. Елена усмехнулась. Тревога держала весь класс в напряжении. — Тебе. Возьми.— Елена протянула записку Вадиму.— Порви. Сейчас же. Луч солнца, пробившийся через окно, светлой живой полоской лег на полу у ног Елены. Где-то за спиной Вадима послышался вздох облегчения — Елена Владимировна...— голос Вадима дрогнул. — Верю... Садись,— коротко сказала Елена. Урок продолжался. Стоя у окна, щурясь, Елена наблюдала за работой ученицы, вызванной к доске. То была непоседливая девочка, она бойко щебетала на переменах, но едва выходила на уроках к доске, тянула из себя слова с мукой и отчаянием. Елена каждый день не давала ей покоя. В класс вошел дежурный. — Марина Ефремовна не дала мела, — сказал он. — Пускай, говорит, мне староста даст отчет, куда вы дели три больших куска, что утащили у меня вчера. Я хотел пойти в восьмой «А» — забрать наш мел. Но меня увидела в коридоре Анна Леонтьевна. Она велела идти в свой класс. Дежурный хотел еще что-то сообщить о «зажиме» со стороны заведующей хозяйством, но в эту минуту дверь открылась. Показалась Анна Леонтьевна. Дежурный тотчас кинулся от двери к своей парте. За спиной директора школы шестиклассники увидели заведующую хозяйством. Марина Ефремовна внесла в класс мел. Ребята встали. Она положила мел в ящичек у доски. — Это, ВЫХОДИТ, у меня меловые горы,— проворчала Марина Ефремовна.— Никакой у них сознательности. Они, Анна Леонтьевна, мелом на заборе во дворе задачи решают, а девочки на земле рисуют классы, и я им давай... Неодобрительно покачивая головой, она удалилась. — Извините, Елена Владимировна, пришлось вмешаться,— сказала Шелестова.— Мел все же надо беречь... Садитесь, ребята. Я, Елена Владимировна, немного посижу на уроке. Перейди во второй ряд, там свободно, — кивнула она дежурному, освобождая место для себя. Ученица у доски менее всего ожидала появления Анны Леонтьевны. Руслан в предложении из поэмы казался ей серым, скучным, совсем не таким, как у Пушкина, который называл его просто Русланом, а не подлежащим, как его требует называть Елена Владимировна. В пушкинской поэме не было этих подлежащих, дополнений, определений, которые все, по учебнику, отвечают на какие-то вопросы, хотя эти вопросы им никто не думает задавать, кроме учителей. Елена предложила ученице разбор последнего предложения: «Руслан свой путь отважно продолжает на дальний север». Работа над предыдущими фразами заняла немало времени. Елена была недовольна собою, недовольна классом. Вообще ребята грамматику знали. Но надо же было директору появиться на уроке именно сейчас. Бестолковая Наташа у доски могла создать у Шелестовой ложное представление о классе. Будет вот сейчас мямлить, блуждая между тремя соснами. Елена и сама нервничала. Суровая Шелестова все замечала. «Не так повернешься, не так скажешь, — подумала Елена. — Вызовет — отчитает. «Класс, изволите видеть, не знает грамматики, вы же, Елена Владимировна, благодушествуете...» Наташа долго испытывала терпение учительницы. Напряженно размышляя, не раз перечеркивая надписи над словами, она кое-как свела концы с концами. Теперь же беспомощно силилась определить синтаксическую роль слов «север» и «дальний». — Куда продолжает путь Руслан? — Руслан продолжает путь... за Людмилой. — За Людмилой? Это, вообще, есть в поэме, но в предложении ничего о Людмиле не сказано. Прочитай на доске: на север. Какой это член предложения?.. Наконец-то, сообразила! Разбирай дальше. На какой север? — На... северный полюс,— пробормотала Наташа, чувствуя, что запуталась окончательно. — Договорилась! Наташа молчала. Она сама не поверила маршруту, который определила пылкому герою поэмы. Можно было отправить Наташу на место и вызвать другого ученика. Но Елена открыто, честно, с глухим раздражением показывала директору беспомощность самой слабой своей ученицы — и в то же время свою беспомощность. Ее учительская вина — не дала знаний Наташе. — Елена Владимировна, у нас мел стащил восьмой «А». И тряпку. Потому что наша тряпка влажная и хорошо стирает, а у них сухая. — Как это — стащили? Иди к Марине Ефремовне. Елена вызвала к доске другую ученицу. Именно в эту минуту мелькнула и дугою пролетела над партами бумажка, свернутая в комочек. Елена встала. Записка упала около парты старосты. Валерий сделал было попытку поднять ее, но резкий голос учительницы удержал его. Класс замер. Елена перехватила смущенные взгляды, которыми обменялнсь Ромашко и Валерий. Непонятная короткая улыбка шевельнула ее губы. Послышался тревожный шепот. Елена медленно подошла к парте Валерия, подняла записку, развернула ее. — Елена Владимировна... — прозвучал тихий голос. — Нельзя. Ромашко поднялся, испуганный. — Елена Владимировна, не читайте... нельзя. — Секреты? У Вадима, видно, перехватило дыхание. Он глотнул воздух и отчаянно пролепетал: — Елена Владимировна... не читайте. — Кому ты писал? Искривленные губы Ромашко открылись, но слово сошло с них без звука. Казалось, язык Вадима потерял способность двигаться. — Продолжай разбор,— предложила она.—И думай, а не гадай. Вдруг она увидела поднявшиеся руки детей. Сначала неразговорчивый Виталий досадливо искривил лицо и длинно вытянул руку. Никогда еще не было, чтобы этот флегматичный мальчуган рвался к ответу. Почти в ту же минуту взметнулись руки нескольких девочек. Даже Олег, угрюмый, насупленный, вскинулся — просил вызвать его Ромашко, никогда не отличавшийся бойкостью на уроках, с несвойственной ему нервной силой всем телом вытянулся и даже шептал: «Я! Я!» Десятки рук частым леском выросли над партами. «Что это они... — изумленно подумала Елена. — Никогда такого не было». В эту минуту она увидела то, чего никак не ожидала. Валерий Щербина, серьезный, сдержанный, который вообще никогда не поднимал руку, всегда лишь одними глазами, умными, спокойными, сообщал ей, что выучил, знает, готов, если она позволит ответить,— Валерий Щербина тянул руку с таким же рвением, как это делал Ромашко. Нетерпеливо упрашивали вызвать их даже самые слабые в грамматике. Елена поняла все. Класс платил ей за непрочитанную записку. — Вадим, заканчивай разбор,— предложила она. Это было неожиданное для нее, новое, внезапно все изменившее в ее отношениях с ребятами. Сорок мальчуганов и девочек, не отличавшихся прилежанием на уроках, спешили выручить ее, свою учительницу, оберегали ее, спешили не дать ленивой Наташе бросить на нее тень в глазах директора школы. Ромашко у доски сердито отстранил Наташу. Толково, безошибочно он начал синтаксический разбор фразы. Ученики вдруг встали. Анна Леонтьевна вышла из-за парты. — Ну, я, Елена Владимировна, оказалась на вашем уроке из-за мела. Меня ждут в гороно,— сказала она.— Что же, хорошо. Дети понимают грамматику. Благодарю вас. Медленно, опираясь на палку, она прошла к двери. Елена отправила Наташу на место. И по живым улыбкам, появившимся на лицах ребят, по блеску в их глазах, которые тепло светились и были обращены к ней, а не к доске, где уже заканчивал работу Вадим,— по всему этому она поняла: у детей сейчас одна мысль, одно слово: «Выручили!». Спокойно, без колебаний, она поставила Наташе двойку. «Выручили! — подумала горестно. — А завтра снова на уроках станете рисовать карикатуры с длинными носами. И будет на уроках говор, и я буду сердито стучать карандашом по столу». Ромашко отошел от доски, вернулся было, чтобы стереть написанное, попытался сделать серьезные глаза, но серьезного выражения у него не вышло. Добродушная ухмылка скользнула на его пухлых губах. Он махнул рукой и направился на место. Урок шел теперь в хорошем темпе. Елена без труда овладевала вниманием класса. Она потеряла несколько минут на «события», это потребовало от нее некоторой перестройки. Работа шла плодотворно. Ребята понимали и деятельно усваивали новый раздел грамматики. Выкраивались нужные Елене десять минут для самостоятельного труда детей. Она дала классу практические упражнения. Валерий не сразу сосредоточился: отвлекали от работы другие мысли, Мысли эти переносили его на территорию центрального парка города. «Воскресенье...— вспомнил он.— Паровоз...» Глазам его представилась детская железная дорога. Каждый день в парке мчался маленький, но настоящий паровоз с несколькими вагончиками. Из окон вагончиков выглядывали ребята-пассажиры. «Паровоз...» Валерию нужно было усилие, чтобы отвлечь думы от парка, от железной дороги. Давняя томительная мечта осуществлялась: в воскресенье на паровоз должен был взобраться Валерий Щербина — помощник машиниста. Елена бродила в проходе между партами. Время от времени она заглядывала в тетради учеников. «У некоторых мальчиков скверный почерк,— подумала она.— Вот заставлю их писать по двум косым. Шелестова...» Елена не понимала директора в последние дни. Вот уже неделю молчаливая Шелестова вела себя необычно. В разговорах с учителями вдруг умолкала и с каким-то мучительным усилием воли встряхивалась. Как-то тяжелее, двигаясь по коридорам школы, опиралась на свою палку. До учителей дошел слух о крутом ее разговоре с заведующим облоно. Шелестова не допустила к обследованию школы инспектора, у которого не было законченного педагогического образования. Инспектору сказала сухо: «Не вам разбираться в делах школы. Педагогика — не поприще для недоучек». К слухам о столкновении Шелестовой с заведующим облоно присоединялись другие, впрочем, еще смутные вести. Говорили о предстоящей проверке всей работы директора. Где-то уже собирался материал на Шелестову: «зажала» учителей, подавляла своей суровостью. Елена сидела за столом — ждала окончания самостоятельной работы детей. Она вдруг почувствовала, как дорог ей, как слился с нею этот мир беспокойного детства. Многообразный, живой мир, в котором понятным ей были и близки каждое волнение у девчурки, каждый пытливый взгляд резвого, но в то же время расторопного Саши Мазуренко, фантазерство Аркадия, улыбка легкомысленного Ромашко, горячность Веры, задумчивые глаза Щербины. Если бы только не было в классе этого дерзкого наглеца Корнеева... Уже записывали задание на дом. До звонка оставалось несколько минут. Корнеев исподлобья глядел на учительницу. Елена не поняла, о чем беспокойно зашептались ребята. Вдруг она увидела, что Щербина стоит. — Сядь,— сказала она старосте.— Я еще не объявила урок законченным. — Я... не сяду. — В чем дело? Не понимаю. — Елена Владимировна, я... скажу. О Корнееве. — В классе стояла тишина. Елене почудилось что-то новое в жизни класса, значительное. Ребята, она поняла, решили сами взяться за Корнеева. — Знаю,— сказала она Валерию.— Ты хочешь сообщить Корнееву, что грубиянам не место в классе. Списал изложение у тебя и... дерзил мне, хулиганские выходки... У Щербины потемнело лицо. — Елена Владимировна! — В голосе его прозвучала жесткая нотка.— Олег не списывал у меня. Елена слушала старосту с немым удивлением. — Не списывал,— упрямо повторил Валерий.—Я был больной и... не знал про все это. Сегодня я классу объяснил. Они тоже поверили такому — про списывание. — Что это за адвокатское выступление! — недовольно произнесла Елена.— Что же, я говорила неправду? Валерий смутился. — Неправду,— послышался глухой голос. Все обернулись. Корнеев, хмурый, поднялся. — Елена Владимировна,— заговорил Валерий.— Мы Олега знаем. Его тронь — зашипит. Шальной он. Но Олег — честный и... не списывал он у меня. Елена встала. Мысли у нее сбились. Открытое, угловатое, еще чуть бледное после болезни лицо старосты не отвернулось от ее негодующего взгляда. Елена поняла: щепетильно правдивый Валерий — не лжет. Значит, лгала... она? Голос совести мгновенно подсказал ей: «Ты не лгала. Но сгоряча наломала дров. Ты обвинила во лжи — нанесла рану детскому сердцу». Елена боролась с собою. Значит, она сейчас должна объявить всему классу, что была неправа. Ее достоинство, учительский авторитет — все поколеблется. Староста... он еще мальчишка и... и все они... у них нет права... — Прошу, пожалуйста, не навязывать мне своих мнений,— сухо сказала она Валерию.— Вы еще дети и... не имеете права. Садись. Валерий качнулся. Пальцы его царапнули по парте, словно искали, за что ухватиться. Вадим Ромашко ошеломленно приоткрыл рот. В бледности на лицах ребят, испуге, в прерывистом дыхании Валерия, конвульсивно смявшего промокашку на парте, в темном и злом блеске глаз Олега, стиснувшого губы, чтобы промолчать, чтобы не вступать в недозволенные пререкания с учительницей, на которые он не имел права, потому что он был лишь ученик,— во всем этом Елена увидела глухую стену, выросшую между нею и классом. — Корнеев, к тебе это тоже относится. Сядь. Елена почувствовала отвращение к самой себе. Олег сел не по-детски тяжело,— словно грузно упал на сиденье парты. Что-то похожее на судорогу прошло по лицу Валерия. Елена вдруг растерялась. Валерий надломленным шагом двинулся в проходе между партами. Напряжение в классе достигало предела. Валерий был уже у двери. Он обернулся, глянул на учительницу. Губы его шевельнулись, но с них не слетело ни звука. Он безнадежно махнул рукою и вышел за дверь. За раскрытым окном класса притихло слабо шелестевшее дерево. Через минуту прозвучал звонок. Елена нервно взяла журнал со стола. Ни один ученик не поднялся, когда она выходила из класса. За дверью она тронула вдруг похолодевший лоб: стучало в висках. Ломким шагом она отошла от двери. Не слышала ребячьего говора в коридоре. Не слышала веселых шуток, сутолоки, переливов смеха. Не слышала, как за ее спиной, в шестом классе, в давящей тишине прозвучал голос: — Подлая...  | |
| Категорія: ЛІТЕРАТ. ПРИДН. | Додав: alf (19.10.2008) | |
| Переглядів: 1273 | Коментарі: 2 | Рейтинг: 5.0/1 | |
| Всього коментарів: 0 | |